Сужающееся пространство религии в Азии

Религия у правительств Центральной Азии вызывает самые серьезные опасения, особенно из-за того, что на место практически полностью ликвидированной светской оппозиции пришла религиозная.

Очень незначительное число жителей Центральной Азии предпочли присоединиться к  исламским группировкам. Однако судя по действиям правительств региона, создается впечатление, что эти государства находятся под непосредственной угрозой.

Эпоха Интернета и социальных сетей ознаменовала начало новой эры почти повсеместной паранойи. Центральноазиатские правительства расширили определения того, что подразумевается под экстремистской группировкой, и приняли упреждающие меры по борьбе с мнимыми в силу зачастую расплывчатых формулировок угрозами.

Для обсуждения ситуации вокруг религии и всё больших ограничительных действий правительств Центральной Азии в отношении религиозных свобод редакция Азаттыка собрала дискуссионную панель с экспертами. Вел дискуссию  Мухаммад Тахир.

После того как центральноазиатские страны в 1991 году обрели независимость, лидеры этих стран, которые еще в недавнем прошлом были советскими партийными чиновниками, вскоре осознали, что возвращение к исламским религиозным истокам может помочь их государствам провести линию разграничения между ними и их бывшим колонизатором — Россией. Причем сами новоиспеченные президенты мало что знали о религии.

В первые годы независимости произошли некоторые события, которые вызвали разную реакцию в каждой из пяти стран Центральной Азии. Так, президент Узбекистана Ислам Каримов во время поездки в Наманган в декабре 1991 года оказался в ситуации, когда ему пришлось сидеть и слушать представителей группы мусульман об их идеях управления страной. Весной 1992 года в Таджикистане разразилась гражданская война, в которой основным военным противником правительства стала Партия исламского возрождения.

ОТСУТСТВИЕ ЧЕТКИХ ФОРМУЛИРОВОК 

Как отмечает Феликс Корли — редактор новостного агентства «Форум 18», отслеживающего ситуацию с религиозными правами в бывших советских республиках и Восточной Европе, политика по отношению к религии эволюционировала постепенно. Посыл государств Центральной Азии в отношении религии в целом сводится к тому, что религия опасна, если она не получила официального признания в стране. При этом в конституциях всех пяти стран региона закреплено право на свободу вероисповедания. На практике же так называемые нетрадиционные конфессии сталкиваются с серьезными проблемами.

По словам Дилором Абдуллаевой — представителя юридической группы по защите прав человека в Узбекистане «Ташаббус», довольно большое число религиозных групп в стране было неофициально запрещено. Она также отметила, что «произвол и удерживание в страхе людей, практикующих религию», — обычное дело для этой страны.

Дилором Абдуллаева подчеркивает, что одобренная государством версия суннитского ислама — это «своего рода советский стиль, я бы сказала, ближе к культуре, чем к религии».

Правительства Центральной Азии, похоже, неправильно интерпретируют намерения многих групп. Ещё в советские времена «ваххабиты» уже были любимым объектом кампаний. Тем не менее большинство из них, если практически не все из задержанных или осужденных в Центральной Азии, по всей видимости, не практиковали ваххабизм в той форме, которая имеет отношение к родине этого религиозного течения — Саудовской Аравии.

Теперь же под наибольшее подозрение в Центральной Азии попали «салафиты». Как отмечает редактор веб-сайта Registan.net Ной Такер, сотрудничающий на данный момент с Азаттыком, «будет трудно найти кого-либо в правительстве Центральной Азии, кто бы смог с точностью указать на разницу между „ваххабитами“ и „салафитами“».

Причем особо ничего не предпринимается для того, чтобы четко определить, какая именно угроза исходит от последователей этих исламских группировок.

— Правительствам следует присмотреться к тем людям, которые на самом деле совершают насильственные преступления или подстрекают, организовывают либо совершают преступления, связанные с насилием, а не делать мишенью людей исключительно из-за их религиозной принадлежности или кажущейся религиозной принадлежности, — полагает Феликс Корли.

ЗАСТАВИТЬ ОППОНЕНТОВ ЗАМОЛЧАТЬ 

Бывает и так, что в некоторых государствах Центральной Азии угроза от исламских группк сильно преувеличивается. Иногда даже доходит до того, что группировки придумываются, а потом мнимые оппоненты правительств заключаются в тюрьму за так называемое в них членство.

— Они [правительство] говорят, что вы принадлежите к группе, которая на самом деле даже не существует, так что очень трудно доказать то, что они к ней не принадлежат, когда в первую очередь нельзя даже определить, что это за группа, — подчеркивает Ной Такер.

Такой подход, по мнению Феликса Корли, не способствует ни безопасности страны, ни защите прав человека в этих странах.

Феликс Корли привел в пример Бахрома Сапарова, лидера группы суннитских мусульман в Туркменабате, проповедовавшего, по всей видимости, без получения на это официального одобрения Туркменистана.

— Считается, что он был приговорен к 15 годам тюремного заключения и находится в тюрьме строгого режима «Овадан-депе», расположенной в пустыне. Очень, очень немногие заключенные когда-либо выходили оттуда живыми, последнее, что известно о нем, — то, что его видели в этой тюрьме в 2014 году, — говорит он.

Совсем недавно в Узбекистане, по словам Ноя Такера, исполняющий обязанности президента Шавкат Мирзияев приказал службам безопасности провести повальные проверки в приграничных районах и в Ташкенте в поиске людей, которые ранее были осуждены по религиозным обвинениям.

Дилором Абдуллаева отмечает, что «религиозные экстремисты или акты религиозного экстремизма являются результатом жестких ограничений на свободу религии в этих странах». Ной Такер, в свою очередь, выдвигает предположения, что четкость и недвусмысленность правительственных определений экстремистских группировок принесли бы больше пользы гражданам стран Центральной Азии и общественной безопасности.

Брюс ПАННИЕР
Алиса ВАЛЬСАМАКИ

Материал казахстанской службы Радио Свобода 

Овадан-Депе (тюрьма)  

туркменская политическая тюрьма, созданная режимом Сапармурата Ниязова для изоляции оппозиционеров, крупных чиновников, попавших в опалу, а также людей, обвиняемых в ваххабизме. В переводе на русский язык название означает «Живописный холм». Официальное название: учреждение строгого режима АГ-Д/ (по другим данным — AH-T/. Тюрьма расположена в 70 км северо-западнее Ашхабада, в пустыне Каракумы, недалеко от одноимённого населённого пункта и железнодорожной станции. Овадан-Депе находится в низине, в окружении холмов, примерно в 6 км от ближайшей дороги (перед началом строительства власти отселили жителей близлежащей деревни)

Проектная вместимость «политической» тюрьмы — около 150 заключённых (на самом деле в ней содержится в несколько раз больше людей). Построенная в 2002—2008 годах, тюрьма состоит из шести железобетонных блоков в форме буквы «Ж», в каждом из которых имеется по 26 камер (согласно одной из версий, решение о постройке тюрьмы было принято незадолго до покушения на жизнь Ниязова в ноябре 2002 года и последовавших за этим масштабных репрессий). В отдельно стоящем «уголовном» корпусе особого режима содержатся особо опасные преступники и рецидивисты. Овадан-Депе окружена тремя кольцами ограждения. Внешний периметр охраняет специальная войсковая часть МВД, примыкающая к «политической» тюрьме, второе и третье кольцо совместно охраняют сотрудники МВД, МНБ, министерства обороны и прокуратуры. На территории части имеется отдельная казарма спецназа, который в случае беспорядков входит внутрь тюрьмы. Любые контакты сотрудников тюрьмы с заключёнными строго запрещены.

При жизни Ниязова для запугивания новоназначенных чиновников отправляли на «экскурсию» в Овадан-Депе. В декабре 2006 года, сразу после смерти Ниязова, в Овадан-Депе случился тюремный бунт. По данным правозащитников, в ходе его подавления были расстреляны 23 осуждённых. В 2007 году произошёл новый бунт: в знак протеста против постоянных избиений и пыток заключённые массово стали вскрывать себе вены и прокалывать животы. Тех, кто нанёс себе травмы, охранники приковали наручниками к решёткам, и начальник тюрьмы лично сыпал им на раны соль. После подавления бунта и увольнения начальника тюрьмы отношение администрации к заключённым несколько улучшилось.

В правление Ниязова тюрьма Овадан-Депе была предназначена исключительно для политзаключённых и опальных чиновников, но с 2007 года сюда стали завозить и уголовных преступников. До лета 2014 года здесь содержались криминальные лидеры и уголовные заключённые, совершившие особо тяжкие преступления, но позже их этапировали в другие пенитенциарные учреждения Туркменистана. После этого в тюрьме вновь остались только «политические», для которых был запланирован капитальный ремонт (новый водопровод, замена санузлов, установка бойлеров для нагрева воды)

Тюрьма Овадан-Депе отличается крайне плохими условиями содержания: жарой в душных камерах летом и холодом в неотапливаемых помещениях зимой, антисанитарией, нехваткой питьевой воды, продуктов питания и лекарств, плохим медицинским обслуживанием. В некоторых камерах заключённые содержатся в крайней тесноте, других содержат в тёмных одиночных камерах цилиндрической формы. Часть камер имеют низкие потолки, что не даёт заключённым возможности выпрямиться в полный рост. Заключённые (в первую очередь политические и «ваххабиты») полностью лишены связи с внешним миром: в Овадан-Депе запрещены свидания с родственниками, любые передачи от них, а также газеты, телевидение, радио и телефоны. Кроме того, властями строго запрещены посещения тюрьмы международными наблюдателями, представителями правозащитных, гуманитарных и религиозных организаций.

Согласно информации, полученной от бывших узников, в результате тяжёлых климатических условий, пыток и отсутствия надлежащей медицинской помощи среди заключённых Овадан-Депе наблюдается очень высокая смертность от болезней (особенно туберкулёза) и истощения, а также высокий процент суицидов и психических расстройств. Регулярные избиения и травля собаками считаются обыденным делом. Заключённых, приговорённых к пожизненному заключению, подолгу держат в кандалах. Кроме того, известны случаи засовывания игл под ногти, удушения, пыток электрическим током, сексуального насилия, принудительного введения психотропных препаратов, лишения пищи и воды. Родственникам не сообщают о смерти заключённых и не выдают тела. На узников Овадан-Депе не распространяются амнистии.

По состоянию на начало 2014 года, политические заключённые содержались в пятом блоке, у них была отдельная охрана из числа сотрудников министерства национальной безопасности (уголовников и «ваххабитов» охраняли сотрудники МВД). С другим персоналом тюрьмы и другими заключёнными политические практически не пересекались. Одежда для заключённых шилась в местном швейном цехе из расчёта один комплект в год. У обычных заключённых на груди имелись бирки с фамилией и статьёй Уголовного кодекса, у политических узников были пришиты номера, а на спине — надпись «Watan dönügi» («Изменник родины»). Купали политических заключённых один раз в 10 дней холодной водой и только ночью.

Заключённые, обвинявшиеся к принадлежности к ваххабитам, содержались в седьмом и восьмом блоке. Кроме того, в одиночных камерах седьмого блока отбывали наказание опальные высокопоставленные чиновники (министры, прокуроры и генералы). В нескольких камерах восьмого блока содержались иностранцы — турки, иранцы, афганцы. Прогулки осуществлялись несколько раз в месяц в специальных камерах на крышах блоков. На одного заключенного в сутки полагалось 175 граммов хлеба, утром и вечером — каша, на обед — суп с картошкой из расчёта пять картофелин на камеру